Бонусом и тем и другим в конце поста будет ссылки на запись Маринкиной передачи внутри которой, не побоюсь этих слов, Беседа всей ее жизни.
Марина Москвина
Вода с закрытыми глазами
они бы прониклись симпатией к землянам.
Дина Рубина
Однажды был праздник Юрия Коваля. Он был веселый, как бразильский карнавал. И на этом празднике поэт Яков Аким сказал:
- Чтобы понять - дорог нам писатель или не очень, надо представить, что бы было, если бы его не было.
И вдруг наступила ужасная тишина. Все начали это себе представлять.
Первым исчез клест Капитан Клюквин со своей песней и клювом, скрещенным, как два кривых костяных ножа.
Не стало на Земле деревни Чистый Дор. Куда-то утекла вода с закрытыми глазами и укатился глиняный кувшин, наполненный осенним ветром листобоем.
И вот что страшно: Вася Куролесов так и не узнал, что он гений милицейского сыска. Он отказал маме Евлампьевне в ее мольбе о поросятах, не взял мешок из-под картошки, не поехал на рынок и не привез вместо парочки славных поросят рыжего облезлого Матроса.
Грохочут выстрелы, и старый вор Рашпиль, который сидел в тюрьме триста или четыреста раз, гуляет на свободе, грозя ножиком, а Вася - ни гу-гу!..
Покорный судьбе недопёсок весь недопесий век с потухшим взором просидит в клетке. И ничего с ним не случится. Н и ч е г о.
В звездном небе, боюсь, не появится Орион, тот, что важнее всего в жизни Коваля.
И напрасно близкие, хриплые голоса - абсолютно неизвестно чьи - будут звать и кричать из-за угла:
- Юра, Юра, про нас напиши!..
- Остановитесь! - сказали мы. - Больше не надо. Плохо нам без него бы пришлось. И как все-таки здорово, что есть на свете писатель Юрий Коваль.
О, недопёсок Наполеон Третий! Круглые уши, платиновый мех! Если б я, будучи подростком, узнала историю о Вашем дерзком побеге со зверофермы, как здорово поддержал бы меня Ваш нос, точно обращенный на Север.
Но именно в моем детстве не было ни Наполеона, ни Юрия Коваля. И в переходном возрасте не было. Только, считай, в зрелые годы они и появились.
Нас познакомил Яков Аким, который учил меня детской литературе. Однажды он привел к нам на семинар Коваля - и Коваль, конечно, меня поразил. Особенно поразил меня этот уголок тельняшки, светивший через вырез воротника. Он звал в какие-то такие дали, что уже было неважно, целая там у него тельняшка или треугольный кусок, пришитый к майке, который оторвал от себя ударник Витя Котелок из книги "Самая легкая лодка в мире".
Все сразу испугались читать свои произведения при Ковале. Только один кто-то не побоялся и стал читать стих, мол:
Чтобы нарисовать снег - куплю я мел,
чтобы нарисовать ночь - куплю я уголь...
Коваль очень внимательно слушал. Слушал-слушал, да и говорит:
А чтоб над мостом рисовать Ильича,
Куплю я красный кусок кирпича.
Я все помню, связанное с ним, с самой первой встречи, так бывает.
Много лет я носилась с идеей сделать о нем шикарную радиопередачу.
И вот, когда в конце концов я пришла к нему с диктофоном, обнаружилась ужасная вещь - у меня уже не было никаких вопросов, так хорошо было просто сидеть у него в мастерской, пить чай из белой кружки с синими цветами и помалкивать, что я спросила:
- Может быть, у вас ко мне есть какой-нибудь вопрос?
- Есть, - ответил он. - Юрий Коваль спрашивает у Марины Москвиной: Какой должна быть проза?
- Жизнеутверждающей, - говорю я.
- Все-таки жизнеутверждающей?..
- Да, - говорю я.
- Тогда кто, Сароян или Искандер?
- Сароян! - говорю я.
- "Весли Джексон"?
- "Весли Джексон"!
- А я все-таки склоняюсь к Искандеру.
Тогда я говорю:
- Марина Москвина спрашивает у Юрия Коваля: Какой должна быть проза?
- Проза должна быть вот какой, - ответил он. - Она должна быть такой, что ты готов поцеловать каждую написанную строчку.
Наша передача вышла в эфир. Это был счастливый миг в моей жизни. Но не успели отзвучать финальные аккорды "Лунной сонаты", которую любил насвистывать сэр Суер-Выер (правда, юнга Ю ему сказал: "Я бы на вашем месте, сэр, насвистывал "Патетическую"), как звонит Юрий Коваль и говорит:
— Маринка! Слушай! А почему бы тебе не сделать точно такую же передачу про моих друзей - скульпторов Лемпорта и Силиса? А то им очень понравилось. Особенно Силису, потому что Лемпорт был в полуотрубе.
Я говорю:
- Вы с ума сошли! Это передача о вас - вся моя жизнь - плюс сорок пять минут.
А он:
- Друг мой! Если бы ты слышала, как они поют "Туфельки белые, платьице белое!.." И я бы им подпел, вошел в кадр...
Говорят, что Юрий Коваль писатель открытого сердца.
Родился ли он с таким сердцем или раскрыл его по ходу дела - неизвестно, только для многих людей, которые повстречали его, Юрий Коваль - это, конечно, подарок.
Когда-то он работал учителем в сельской школе в деревне Емельяново. В пятом, шестом и седьмом классах вел он русский, литературу, историю, географию, рисование и пение. Коловики и хорошисты, отличники, двоечники, удовлетвористы - все дружили с ним и под гитару Коваля пели хором на уроке пения Окуджаву.
Рассказы "Чистый Дор" от тех еще емельяновских времен. И над этим словом "Дор" многие задумываются. Я понимаю его так: ДОР - РОД человеческий. - И Коваль говорит - он чистый.
В этой книге он провозгласил, что человек человеку племянник.
Однажды он показал мне монокулярчик - ну, это вроде одноглазого бинокля. Ему его подарили на день рождения. Красненький такой, изогнутой формы, на кожаном ремешке. В одну сторону повернешь - все вверх ногами. В другую - нормально. И в то же самое время - ненормально! Особый вид открывается, непривычный.
О, Орион! Взглянуть на Вас в монокулярчик Коваля, вот было бы дело. На таволгу, на дудник, на язя, на Яузу и Серебрянический переулок, на друга сердечного Леву Лебедева, который - так уж получилось - в последний августовский Юрин день был рядом с ним.
...Вот кроме одной фразы про Леву Лебедева, я все это писала о Юрии Ковале почти при нем самом - он это прочитал, встал, растроганный, обнял меня, потом сел, кое-что вычеркнул, кое-что исправил и даже чуточку дописал.
Что ж мне добавить теперь - уже без его ведома?
Что люди влюблялись в него с первого взгляда и уже на всю жизнь?
Что он был настоящим вождем в нашем маленьком деле?
Что без его рассказов "От Красных ворот" и "Вода с закрытыми глазами" детская литература не литература?
И что он сам обладал особым даром любви, так мало кому присущим?..
К счастью, это было сказано в его присутствии, когда его выдвигали на Государственную премию, которую ему так почему-то и не дали. Коваль слушал, очень довольный, посмеивался и говорил:
- Друзья! Все это мне, конечно, приятно, но прошу об одном: п о к о р о ч е !..
Кратким был только Юлий Ким.
- Ко всему вышеперечисленному, - воскликнул он, - остается добавить, что Юрий Коваль недюжинный шахматист и прекрасный семьянин.
Что можно сказать спустя целый год, который мы прожили без него? Ничего патетического.
О смерти мой любимый рассказ Коваля "Вода с закрытыми глазами". И он - смешной. Такова его школа, а мы в ней - ученики.
Раз как-то я рассказала ему, что весной пригласила его большого друга поэта Якова Акима любоваться цветущими вишнями, от чего Яков Лазаревич категорически отказался и даже обиделся.
Юрий Коваль очень смеялся и говорит:
- Маринка, прошу тебя, как пойдешь любоваться - зови меня, я с тобой обязательно пойду.
Ну, проходит какое-то время, звонят мне наши общие знакомые Галя и Ваня Овчинниковы - они работают в Ботаническом саду - и говорят:
- Расцвели азалии, приходи любоваться?
Я говорю:
- Сейчас я позову Юрия Иосича, и мы с ним вместе придем.
- Не-ет! - они говорят. - Мы ему уже звонили. Он очень занят и послал любоваться... своего секретаря Иру Скуридину.
...А сейчас мне кажется, что он и нас с вами послал любоваться этим, в сущности, цветущим миром.
Опубликовано в «Литературной газете», 21 августа 1996 г.
http://ifolder.ru/13189384
http://ifolder.ru/13193443
Эти ссылки только для личного пользования и только близким ковалеведам и ковалелюбам живут два дня. Торопитесь. Маринкина беседа ГРАНДИОЗНА!!!
Спасибо другу сердечному